На временно оккупированных территориях (ВОТ) проживает 1,6 млн украинских детей. Около 593 тыс из них учатся в местных школах, которые оккупанты превращают в лаборатории по переработке свободных украинцев на подневольных россиян. Практикуется подкуп родителей, запугивание детей. Иногда наоборот. Образовательная программа «новой власти» нацеливается на искоренение всего украинского.
«Показательно были сожжены все наши книги, — рассказывает Леонид Воробьев, директор гимназии № 2 города Энергодар, — Они завезли полностью русскоязычные новые учебники».
Из этих учебников выброшено, все что связано с историей казачества, трагедией Голодомора и тому подобное. Героизируются советские вожди, сакрализуется так называемая Специальная военная операция (СВО).
«Им[детям] говорят, что украинский язык вам не понадобится, украинская история — ложная, — приводит пример Александра Дворецкая, советник Уполномоченного Верховной Рады Украины по правам человека, — от детей требуют стать на чью-то сторону, и это очень плохо влияет».
Поскольку абсолютный результат не достигнут, давление усиливается.
«Моя близкая подруга еще в Мариуполе — говорит 15-летняя бывшая луганчанка Аня, которая находится сейчас в Киеве [из соображений безопасности NV приводит цитаты несовершеннолетних украинцев, которым удалось выехать из ВОТ, без фамилий] – Она учится там в русской школе, но дополнительно занимается украинским языком и историей, конечно подпольно».
— Думаю, что таких, как она, много, — подключается к разговору Лиза из Мариуполя.
— Думаешь, или знаешь? — уточняет НВ.
— Думаю, что знаю, — выпалила 14-летняя украинка.
В Министерстве образования и науки (МОН) также думают, что знают. По их статистике на начало ноября 44.171 мальчиков и девочек с ВОТ параллельно с обучением в российской системе образования тайно продолжают онлайн курс и в украинских школах. Но эта точная цифра на самом деле является приблизительной. Ведь каждый из таких детей рискует быть разоблаченным и наказанным. Поэтому даже официальная статистика не точная и, главное, она все время сокращается. В 2022 году в украинской системе образования зафиксировано 96.621 детей, учившихся с ВОТ. В прошлом году — 70.533.
«В первую очередь мы теряем не территории, мы теряем людей, — констатирует заместитель министра образования Михаил Винницкий, — Люди растут, развиваются в интеллектуальном пространстве, которое позже менять будет чрезвычайно трудно». Вот поэтому и опасно откладывать на завтра то, что следовало сделать вчера.
Сила денег
Елена Воробьева вместе с мужем Леонидом Воробьевым каким-то чудом вырвалась из оккупированного Энергодара, что в Запорожской области, еще в 2022-м. Они оба были директорами тамошних гимназий. С тех пор из Энергодара выехало не менее 40 тыс человек. Для города с довоенным населением в 50 тыс это тотальная эвакуация. Из 7 тыс школьников в первый год полномасштабного вторжения в Энергодаре едва набралось 200−300 учеников.
«Одну из первых захватили мою гимназию, и начали искать учителей, терроризировать их, — говорит Леонид Воробьев, — Мы чуть ли не единственный город, где ни один руководитель учебного заведения не пошел на сотрудничество с „рашкой“. Мы пытались все уехать».
С тех пор оккупанты прибегают к вероломствам, чтобы заставить украинских учителей вернуться в классы и преподавать по российской программе. Тем, кто согласится, обещают двойное, иногда тройное повышение в зарплате.
«Чтобы родители привели ребенка в школу, они даже обещали заплатили по 100 тыс рублей», — дополняет Воробьева. На тот момент это $1,5 тыс за каждую голову маленького украинца. Это сильный мотиватор, но он оказался не идеальным.
Поэтому оккупанты начали искать учителей и детей более естественным для них способом. Вспоминает Ирина Степина, бывший директор гимназии № 1 (Энергодар) и одновременно учительница младших классов: «Они хотели списки педагогических работников. И поэтому сказали (родителям, учителям): „если директор до 18:00 не принесет списки, мы ее посадим на подвал“. Конечно, с этого момента мне пришлось прятаться. Через месяц мы уже уехали».
Как бы там ни было, но машину идеологического перевоспитания россияне запустили. И школы в ВОТ открыли. Кроме вышеупомянутых мер поощрений на ВОТ срабатывают организация детских лагерей, военных и оздоровительных, патриотические мероприятия, образовательные программы. «Считается сложным поступить в какие-то кадетские или Суворовское училище, — рассказывает Дворецкая, — Но для них (детей с ВОТ) — льготы. Этот ребенок идет на полное государственное обеспечение, его там кормят, одевают, платят стипендии. Экскурсии, поездки и тому подобное. Оно обволакивает и детей, и родителей».
По оценке Екатерины Рашевской, юристки Регионального центра прав человека, Москва пытается продемонстрировать как своим провинциям, так и во внешний мир пеструю картинку счастья, словно оккупация и вовсе не оккупация, и люди сильно рады, что теперь там у них поселилась Россия. «Но это даже в Крыму не соответствует действительности, — парирует Рашевская, — Значительная часть крымских татар и этнических украинцев ждут деоккупации. Российская Федерация этого боится. Поэтому она искореняет украинскую идентичность на оккупированных территориях». И для этого Кремль не жалеет никого и ничего.
Центр гражданского просвещения Альменда, который был создан в 2011 году в Крыму, на днях опубликовал свежую смету российской пропаганды, направленную на молодежь вообще и на украинскую молодежь в частности.
На направление молодежной политики «патриотическое воспитание» в 2024 году было выделено более 40 млрд рублей ($370 млн). Это в 10 раз больше, чем было в 2021-м. А вот в федеральном бюджете РФ на следующий 2025 год заложены расходы на патриотическое воспитание молодежи уже в размере 66 млрд рублей ($ 615 млн). То есть еще плюс 65% от предыдущего бюджета.
На эти деньги вузы и школы, расположенные на ВОТ, обязаны проводить встречи студентов с участниками так называемого СВО, ветеранами боевых действий, активистами и волонтерами не реже одного раза в месяц.
«Это все продумано холодно-холодно, — подчеркивает Рашевская, — с привлечением каких-то глупых актеров, которые раньше не были известными, из Росконцерта или Россотрудничества. Теперь даже они приобщены к тому, чтобы вывозить детей, перевоспитывать и создавать из них российских граждан».
Больше всего, что теперь смущает (и это еще мягко сказано) Рашевскую, так это тотальная милитаризация украинских детей на этих оккупированных территориях. Об этом 4 и 5 декабря она докладывала на специально созванном заседании Совета Безопасности ООН и в американском Конгрессе.
«Перед нашим носом Российская Федерация при содействии Беларуси построила огромную сеть военных лагерей, где дети прыгают с парашютами, минируют и разминируют территорию, отдают честь российским командирам, имеют встречи с участниками так называемой СВО, учатся ненавидеть Украину», — перечисляет она. И здесь уже заканчивается действие силы денег и начинается просто грубая сила.
Сила есть
Мариупольский лицей города Киева. В одном лишь его названии прописана вся новейшая история Украины, ее содержание и смыслы. Один лицей на два города. Действительно здесь учатся дети едва ли не со всей Украины. Только 32 из них живут в здешнем пансионате, некоторые с родителями — в Киеве, значительная часть рассеяна по миру, в том числе на ВОТ. Преподают здесь как для детей, которые находятся непосредственно в классе, так и тех, кто наблюдает за обучением по ту сторону монитора компьютера. Ученики из Бахмута, Покровска, Крыма, Новой Каховки.
«Сразу скажу, что я не буду называть фамилии, классы, количество детей», — предупреждает нас Ирина Цинкуш, заместитель директора по учебно-воспитательной работе Мариупольского лицея.
В прошлом году сюда приехало украинское телевидение и потом выпустило в эфир сюжет, в котором, как теперь думает Цинкуш, было сказано больше, чем следовало. Мама одного из учеников с ВОТ связалась с дирекцией и рассказала, что после сюжета к ней пришли эмиссары от оккупационных властей и сказали: «Мы знаем, что вы учитесь в Украине».
«У нас после этого где-то 12 мариупольских детей ушли», — жалуется Цинкуш. Этот случай — наглядная иллюстрация, по какому тонкому льду ходит вся национальная система образования в целом и на ВОТ непосредственно.
«Один пример, — никак не может успокоиться Цинкуш, — У нас была одиннадцатиклассница, она закончила в этом году, поэтому могу о ней открыто говорить, потому что она на территории, подконтрольной Украине, она в безопасности. Родители [ранее] ее вывезли в Бердянск. Снимали ей комнату в каком-то общежитии. И ребенок даже не выходил на улицу, потому что он боялся».
Прятать от оккупантов своих детей, которые хотят учиться в украинской системе образования, это подвиг, который вызывает у Рашевской черную, даже коричневую ассоциацию. «Это какая-то история Анны Франк в 2024 году, — говорит она, — Вы можете себе представить, что это за жизнь, когда ты два года не можешь из дома выйти? Это же подростки. Это и так сложный период, и ты еще и замкнутый. И в этом виновата Россия, потому что родители не хотят, чтобы у них забрали ребенка».
Еще одна из средневековых мер, которые применяют оккупанты, способна взбесить даже меланхолика. Рашевская, приводит такой пример, когда священнослужители, подконтрольные Русской православной церкви, проводят исповеди детей, где те каются в своих грехах и грехах родителей.
«А потом это появляется в уголовном производстве, — объясняет Рашевская, — Очевидно, родители боятся дома лишний раз рот открыть. Россияне очень креативны в том, как получить от детей информацию».
Так русский мир принес раскол в семьи, взяв в заложники детей. Воробьев вспоминает одну из таких семей, где жена скрывала от своего мужа, что ребенок учится онлайн в украинской школе. «Их отец пошел на сотрудничество с оккупационной властью, — объясняет он, — Он пришел в дом и сказал: я вам запрещаю учиться на украинском. Все вырубил, чтобы ребенок дистанционно не мог учиться».
Воробьев вспоминает, что в начале никакого страха перед оккупантами у взрослых не было. Но не из-за чрезмерной храбрости, а от непонимания, с какой черной силой связались. «У нас одна директор отвечала им исключительно на украинском языке, — продолжает Воробьев, — к ней пришли и сказали: „перейдите на русский“. С ними был один чеченец или осетин. Она отвечает им: почему я должна переходить на русский, я общаюсь на своем родном языке. Это уже его проблемы. Переводите ему».
Но очень скоро его проблемы стали ее проблемами и всех украинцев на ВОТ. «Сегодня у меня был урок в одиннадцатом классе, — рассказывает Елена Воробьева, — Я знаю точно, что один ребенок (с ВОТ) выходил на онлайн-урок. Но он молчал. Они не отвечают, они молчат, слушают урок».
Когда Воробьевы начинают говорить о своих учениках, как о своих детях, их уже не остановить. Поэтому Елена продолжает: «Я с семьей одной общалась, мама говорит: «мы вынуждены (идти в российскую школу), потому что пришли к нам с обыском». Они до последнего держались, чтобы не уходить. Но их запугали. Поэтому мама говорит: «можно мы перейдем на экстернат?». Конечно, можно. Но есть одно «но». Даже не одно, а бесконечно много «но».
Наша школа
С 1 сентября 2025-го министерство образования возвращает большинство школьников Украины с онлайн обучения на очное. Конечно, это возможно там, где позволяют меры безопасности, то есть есть укрытия и тому подобное. А для того, чтобы были сформированы онлайн-классы, следует придерживаться вот таких требований: не менее чем 20 учеников на каждый класс, наличие хотя бы одного класса для каждого из годов обучения (с 1 по 9 класс, или с 5 по 11 класс, для лицеев с 8 по 11 класс) и еще некоторые дополнительные условия. Очевидно, не все способны соответствовать таким условиям. А значит количество онлайн классов сократится.
Это косвенно ударит по детям из ТОТ, кто стремится получить украинское образование и для этого посещал онлайн-уроки. Впрочем, учиться в таких классах и параллельно посещать российские школы (а это едва ли не обязательное условие для выживания) и раньше было почти невозможно. Прежде всего потому, что нельзя одновременно быть в двух местах, во-вторых, если кому-то это и удается, то невозможно при этом быть незамеченным. И в-третьих, если кому-то это и удается, то это непомерная нагрузка учиться на две парты.
Но МОН не собирается бросить этих детей на растерзание Кремлю.
Надежда Кузьмичева, заместитель министра образования Украины рассказала NV, как будут расширять для детей с ВОТ так называемую программу патронажной опеки. Этот патронаж предусматривает персонифицированную связь ученика со своим учителем. Они составляют индивидуальное расписание, учитывая потребности и возможности ребенка с ВОТ. На ученика начальной школы будет выделяться пять часов в неделю; средней школы — восемь часов; старшей — 12 часов в неделю. Такая нагрузка будет оплачиваться отдельно. Теоретически, говорят в МОН, таким образом можно охватить треть от общего количества детей с ВОТ.
Кроме патронажа обучение осуществляется и по так называемой семейной форме. В этом формате родители или опекуны берут на себя ответственность за образовательный процесс. Что касается экстерната — этот формат предусматривает, что ученики могут учиться самостоятельно, выполнять задания и сдавать контрольные работы в указанный период.
«Есть у меня дети с ВОТ, которые учатся как экстернат, — говорит Воробьев, — Они ходят в российскую школу, но в конце года будут писать (контрольную) по каждому предмету. Они готовятся самостоятельно. У них есть доступ к электронным учебникам. Мы работаем на этой платформе. Чтобы получить документ, родители написали заявление на экстернат».
Все это необходимо для того, чтобы украинские дети, которые находятся на ВОТ, но способны выдержать безумное психологическое и пропагандистское давление со стороны оккупантов, захотят продолжить свое обучение и работу в Украине или в другой стране цивилизованного мира, могли получить соответствующий аттестат или диплом.
«Мы не признаем их дипломов ни в коем случае, но мы можем признать их так называемые результаты обучения, — говорит Винницкий, — Это означает, что они[юные украинцы] должны сдать экзамен».
При необходимости выпускники школ с ВОТ смогут пройти дополнительное обучение по сокращенной программе по украинскому языку, литературе, истории, географии. Кузьмичева объясняет, что для таких детей работают образовательные центры Крым-Украина и Донбасс-Украина, где и можно подавать заявки на поступление в вуз и сдать оценивание в уполномоченных учреждениях общего среднего образования — школа, лицей, гимназия.
Способны ли эти решения переломить убийственный тренд, который задает российская оккупация? Вряд ли. «На сегодняшний день, я скажу откровенно, что каких-то особых шагов, как с этим бороться, условно говоря, за железным занавесом, мы не имеем, — признает Винницкий, — Мы можем поддержать индивидов, это, если хотите, такие диссиденты. Как на это влиять с точки зрения массовости, это пока неизвестно».
Действительно известно. Сотни тысяч переселенцев покинули ВОТ и нуждаются в специальной опеке в Украине. Почему? Спросите об этом 14-летнюю Лизу из Мариуполя. «У нас никто не хотел уезжать, но у нас просто не было выбора. Мы не хотели бросать отца. Он военный, был на Азовстали. Мы хотели остаться, но отец нам сказал: вы должны уехать, ну, мы и уехали».
Подобный вопрос можно задать и учительнице математики из Мариупольского лицея Ирине Цинкуш. И она ответит: «У нас ничего нет. И ничего не будет. Если мы хотим оттуда вытаскивать людей, то должны говорить им: когда вы приедете, вот здесь вы будете жить, получать полгода какую-то помощь, чтобы вы стали на ноги, ну хоть что-то».
Елена Воробьева, услышав о чем спрашивает журналист NV, добавляет и свое мнение: «Мы когда приехали (2022 год), нам еще платили 2 тыс грн и несовершеннолетним по 3 тыс грн, тогда можно было за это арендовать жилье. Сейчас поддержки финансовой вообще нет. А это же и цены сейчас растут. Все, кто выехали, они же все арендуют жилье».
Леонид Воробьев не отстает он коллег-женщин: «У меня есть молодые учительницы, которые не имеют семьи, представьте, она снимает квартиру за 7 тыс грн, у нее заработная плата, доходит до 12 тыс грн, еще надо же жить за что-то».
На прощание журналист NV спросил трех учениц Мариупольского лицея в городе Киеве, кем они хотят стать во взрослой жизни? 15-летняя Ульяна планирует учиться на режиссера в Киевском театральном институте имени Карпенко Карого. Лиза до недавнего времени мечтала служить в полиции следователем, поэтому планировала после лицея идти учиться в Национальную академию внутренних дел. Но пока она не договорилась об этом с родителями. Они не в восторге от этой идеи. Поэтому Лиза начинает поиск новой мечты.
А вот Аня с Луганщины продумала и план А, и план B. «Мне интересна дипломатия, — говорит она, — я на довольно высоком уровне владею английским, французским, немецким. Польский знаю на среднем уровне. Если не получится, то пойду в сферу финансов, банковское дело, как мой папа».
Идея стать школьным учителем никому из девочек в голову так и не пришла. Одна из очевидных причин тремя абзацами выше. Но что точно девочки для себя решили, по крайней мере сказали об этом: навсегда связать свою жизнь с Украиной. Они надеются, что большинство их земляков из ВОТ сделают такой же выбор.
Рассказывая об этих своих пожеланиях, Аня начала как дипломат, а закончила как банкир: «Я думаю еще не все потеряно. Не так много лет прошло. Но еще несколько лет — и тогда все».
